«Сказка не существует без рассказчика и без слушателя»
Сначала несколько слов о том варианте депрессии, которая развивается по личностным причинам. Как реакция на некоторую стрессовую ситуацию, с которой человек не смог справиться (не смог переработать и прожить некоторый опыт). Такая ситуация должна иметь значительный важный для человека смысл и значение. Например, утрата, конфликт, травма, кризис жизненных изменений… Такие депрессии называют «реактивными» в том смысле, что реакция после события. Их отличают от похожих депрессивных состояний, которые вызваны биологическими причинами (внутренние телесные процессы или результат болезни и прочее). Не всякое неприятное событие станет причиной (стартом) для депрессии. Что то должно быть в фоне жизни человека, в его внутреннем мире и в социальном окружении, для того, чтобы он отказался (сам того не заметив) от душевной работы и просто «остановил» часть сей души. То есть он продолжает ходить на работу, общаться, совершать привычные действия, но он «немного не здесь». Он как будто бы «рядом с жизнью. Психиатры давно сформулировали три важных признака: сниженное настроение, замедление мыслительной деятельности, замедлении двигательной активности ( ум, тело, эмоции – все три области затронуты). Постепенно добавляются вторичные телесные симптомы, потому что длительное «отделение от движения жизни» не проходит даром для телесного уровня. Нарушаются не только коммуникации, но и телесное существование (функционирование) человека. И этот процесс дополнительно лишает человека сил…Но подробности этого процесса мы пока оставим за кадром. Рано или поздно депрессия завершает свою работу. «время лечит». Конфликт остается позади… или теряет актуальность. Жизнь, которая была « на паузе», постепенно восстанавливается в своих правах.
Психолог может стать собеседником для клиента с депрессией. И отчасти помочь клиенту восстановиться и вернуться к жизни. Далее мы рассмотрим несколько этапов такого процесса. В эту работу входит и восстановление физических и эмоциональных сил. И поддержка в получение опоры для встречи (для проработки) оставшегося остановленным в прошлом неприятного процесса в отношениях с миром, и поддержка в том, чтобы вернуться к изменившемуся миру, который а время пребывания в опыте депрессии успел несколько измениться и встреча с этим миром для человека не так проста» недостаточно просто вернуться в прошлое, необходимо еще встретиться с актуальным настоящим!
Причем тут сказки и мифы и мифологическое мышление? Это естественный вопрос и ответ на него также очевиден. Когда у человека нет сил (нет ресурсов) на взаимодействие с реальностью, его душевная активность может быть поддержана за счет некоторой регрессии. Не то чтобы человек стал «как ребёнок». Но те мысли и чувства, которые не возможно или не уместно признать в рамках ума «взрослого», может выразить и обработать «детский ум, то есть мышление образами и символами. В 20 веке этот процесс могли бы назвать «творческой работой правого полушария». В 21 веке, когда нейро науки дали более конкретное представление о работе мозга, корректнее говорить о регрессии. «детское», или мифологическое, или метафорическое мышление не слишком точно отражает реальность, но зато помогает схватить в целостном виде все обстоятельства и все процессы, которые имеют место в ситуации. путь регрессии ( в том числе работа образной системы сновидений) выполняет целительную функцию. Терапевт, который знает некоторые принципы мифологического мышления, может поддержать такие процессы самовосстановления человека, который пребывает в депрессивном опыте. И для культурной практики в этом тезисе нет ничего нового. Люди веками рассказывали друг другу сказки. И те кто слушает сказки и переживает их, становятся немного детьми. Это целительная и восстанавливающая силы человека регрессия. Мы не знаем точно, были ли в старой культурной традиции специальные сказки для проработки депрессий, но есть наблюдения, что структура волшебной сказки имеет некоторые элементы, подходящие для переработки и реорганизации психического опыта при реактивной депрессии.
Если сокращенно вспомнить, что волшебная сказка начинается с того, что «что то в отношениях главного героя и мира окружающего нарушилось», потом герой сказки проживает некоторый цикл фантастических эпизодов и в итоге качество его жизни улучшается. Внимательный читатель заметит, то это трехчастное описание кризиса. Кстати, кризисы бывает не только при ухудшении обстоятельств жизни (если мы вспомним опыты человеческой жизни). Сепарационные кризисы взрослеющего ребёнка (позднее взрослого) двигают его по ступеням жизненного пути. Сказки отражают переживания разных кризисов, в том числе кризиса инициации (взросления). И мотивы или символы могут быть похожими или идентичными при разных процессах. (это может запутывать психолога при обращении к метафорам сказок в практике консультирования). Но в данном случае нас интересует именно узкая тема: депрессия как уклонение от вызова, предложенного жизнью и поиск ресурсов для восстановления «здоровых и гибких, творческих отношений с жизнью.
Люди рассказывают и слушают разные фантастические истории. Психологи на консультации могут обратиться к метафоре или фантазии в затруднительных для клиента ситуациях. Для того, чтобы сделать более активной работу бессознательного. Или клиент сам расскажет о сновидении или фантазии или о впечатлившей его истории или об увиденном фильме.
В культуре всегда сочетались реальность и фантазия. В стрессе в случаях ожидания чего то позитивного, или в стрессе как результата нарушения порядка и неприятностей психика человека может не иметь достаточной опоры в реальности. И тогда на первый план выходят регрессивные формы обработки информации. Мифы, басни, народные истории и волшебные сказки. Иногда народные истории бывают пересказами известных литературных произведений (сборник турецких народных историй). Так можно объяснить многочисленные вольные вариации мифа про Амура и Психею , которые имеют прототипом литературный источник (изящная повесть древнеримского писателя Апулея). Есть спонтанные истории и повторяющиеся мотивы сюжетов в устных историях, которые традиционно рассказывают друг другу люди. Некоторые из этих историй были записаны и стали доступны по письменным источникам. Устная традиция наиболее интересна в этом смысле, так как похожа на сны. Есть истории-объяснения, например почему гора так называется, легенды о происхождении названий или о приключениях героев и эти истории как «вкрапления» из волшебных мотивов сказок.
Чем отличается миф от волшебной сказки? Различие этих двух жанров ( или форм порождения и метафоры и организации сюжета) важно для тех случаев, если психолог хочет предложить метафору клиенту или поддержать развитие той метафоры, которую создает для описания своего состояния или атмосферы в области своих отношений с людьми или с миром. При депрессиях, когда человек «останавливает часть своих контактных действий» в отношении самого себя или окружения, клиенты часто используют метафоры отделения. Например, «отплыть от берега на корабле», быть отделенным от людей стеклом или преградой», невозможность (или не желание) достигнуть другого. Или негативные метафоры, в которых передается негативное, «отсутствующее» состояние души. Поддержать такой способ самоописания клиента и даже развить некоторую динамику в области психического опыта, важно. Именно динамика противоположна депрессии, потому опора на мифологическое мышление возможно, если развитие метафоры клиента (именно развитие, а не переделка или противопоставление) можно поддержать, используя «готовые алгоритмы», которые мы обнаруживаем в мотивах и в ситуациях сюжетов волшебных сказок. Заметим, что именно волшебные сказки, в числа тех, которые бытовали в народной культуре, дают подсказку для развития сюжета метафоры клиента, если клиент находится в стрессе. Мы используем слово в прошедшем времени, потому что массовая культура (кино, телевидение, пресса) захватила внимание, и фрагменты традиции обнаруживаются только в форме коротких быличек, примет, фантастических устных рассказов про особенные житейские ситуации, но завершенные сюжеты клиент вспоминает по литературным произведениям или по кино. Так как сценарии в кино часто сами в замаскированном виде повторяют сюжетные ходы волшебных сказок или сюжетные композиции, ранее бывшие сюжетами мифов, понимание «работы метафоры» полезно терапевту (заметим на полях, что «древние мифы» мы знаем по письменным литературным источникам).
В мифах (пример цикл мифов о Геракле) есть история героя и его взросление. В сказках это занимательные истории, в которых образы, (сюжеты часто похожи на сон) рассказывают о героях в волшебной стране, и эти приключения частично кажутся проекцией душевной работы. Внутренняя жизнь души, которая преодолевает в ходе этих приключений фантастические препятствия и имеет удивительные сюжеты (похожие на сновидения). Либо ужастики (запугивалки), похожие на детские «страшные истории». Есть в культурной практике и более простые формы. Например аллегории и басни. В сюжетах волшебной сказки ( стоит сослаться на удивительную работу Проппа «морфология волшебной сказки») герой совершает удивительное путешествие, которое в символах отражает ( как думают психологи) сюжеты душевной жизни, когда мы думаем про напряжение или конфликт, когда душа человека в кризисе.
В каких случаях человек может воспользоваться для того, чтобы выразить свои чувства или для того, чтобы найти решение для своих проблем, художественным текстом? Текстом, который является «традиционно народным» (популярные песенки, народные поучительные истории и присказки, басни и иносказательные новеллы) и узнаваемым для данной культуры.
Наиболее важны следующие принципы: работа самостоятельная или работа, которая требует собеседника как проводника (терапевта). Задача которую ставит себе человек: сообщить самому себе или другому некоторый обобщенный отчет о своем актуальном состоянии или найти подсказку для решения некоторой проблемы?
Первый случай: поиск ресурса или аналогии для решения некоторой проблемы. Готовый сюжет из художественного произведения или услышанная история могут дать подсказку. В такой ситуации сюжет мифа может дать реальную подсказку или аналогию, в художественной форме. В этой работе нет необходимость в «проводнике», хотя слушатель (свидетель) очень способствует работе осознанности. Тот слушатель, который нужен любому рассказчику.
Естественно, с аллегориями, с мифологическими историями и баснями человек может иметь дело самостоятельно, когда он прорабатывает свои проблемы. Это диалог личности и текста. Например, человек может размышлять о ситуации на работе. «Я много раз словами говорил подчиненному, что не доволен качеством его работы. Но мои замечания не имели последствий, он продолжал делать небрежности. И в результате мы не смогли вовремя выполнить заказ вовремя. Я прочитал басню Крылова «кот и повар» и с огорчением подумал, что ситуация про меня! Надо было сразу увольнять сотрудника, вместо того, чтобы делать словесные замечания». Метафора басни помогла рассказчику наконец сформулировать ясные мысли о житейской ситуации. Та свобода, которая есть в метафоре, «полнота плюс неточность», помогала временно отказаться от реалистических деталей и упростить решение. Аллегории (как в традиционных баснях) помогают человеку в его самостоятельной работе. Мы знаем что когда проблема социально сформулировано, то параллельность сюжета и эмоциональное переживание и ощущение атмосферы литературного произведения, просмотра фильма будут давать подсказку.
Волшебные сказки в большей степени отражают динамику бессознательного ( не сознаваемого) опыта. В. Пропп как-то отметил, что «волшебство вносится в историю там, где в обычном рассказе были бы эмоции человека». Люди часто называют свои переживания метафорически, особенно в ситуациях тревоги или депрессии. Только образы метафоры передают в рассказе то, что человек чувствует. Это в некотором смысле регрессивная форма, и сама по себе такая метафора уже порождена психикой в процессе, близком к мифологическому мышлению ( регрессивному , образному мышлению). Заметим, что человек может использовать культурный шаблон, подсказанный разумом («они жили как кошка с собакой»), но возможна и перспективна терапевтическая работа с спонтанной метафорой. С теми образами, которые привиделись в сновидении ( ночью) или в спонтанной чувственно насыщенной фантазии ( дневной сновидный опыт).
Метафоры волшебной сказки по своей природе родственны сновидениям. Есть гипотеза, что закономерности групповой динамики и закономерности психической динамики индивида именно и нашли свое отражение в морфологических структурах сюжета волшебной сказки. И потому таинственным образом сказка (та, которую рассказывают вечером , без книжки, у костра) преобразовывают переживаемый опыт и динамику чувств в забавный сюжет с картинками. В сказках (волшебных сказках) фигура проводника, наоборот, очень важна. Она намекает на направление пути и ожидаемый результат. В мифе, для сравнения, такой проводник тоже (иногда) встречается. Но его роль нужна только в фрагменте, по сути дела она факультативна.
В терапии при работе с метафорами эмоций такую же функцию «проводника» выполняет терапевт. В эпизодах, когда в сессиях, связанных с депрессией, человек сообщает о спонтанной метафоре своего состояния и своих отношений с миром, терапевт предлагает сопровождение клиенту, он по мере развития сюжета метафоры (пространство и время и персонажи) подсказывает варианты развития сюжета или задает направляющие (фокусирующие) вопросы, которые развивают форму сюжета в метафоре клиента. На практике в работе с метафорой пространства/места/времени терапевт может опираться на узнаваемые алгоритмы мотивов и сюжетных ходов структуры волшебной сказки. Клиент двигается физически в этом (воображаемом) пространстве (фигура, которая идет) и сопровождающий в пути терапевт имеет роль и функцию, которая принципиальна. Именно эта фигура терапевта является нам (клиенту) гарантией того, что мы придём к цели и потом обратно вернёмся. Вернемся в мир реальности, и там (тут) сможем быть полезным. При прямой (без проводника) работе человека с его архаическими фантазиями легко можно представить ситуацию, когда человек сам запутается, он окажется как тот «рыцарь на распутье», и тревога может усилиться. В сессии терапевт, сам того может быть и не выбирая, может занять функцию «проводника/шамана».
В практике работы с депрессией мотивы сюжетов сказки могут помочь терапевту и клиенту создать « метафору к метафоре».
При депрессии мы наблюдаем триаду: остановку эмоциональной активности. Остановка эмоций ( снижение настроения), заторможенность мыслительной активности и остановка двигательной активности. Отказ от возможной активности обработки информации открывает путь для доступам к механизмам мифологического мышления. Задача, которая не решалась в уровне реальной жизни (остановка активности и отказ от действия). Сказка (метафора) может восстановить витальность и вернуть человеку энергию. И в этом смысле метафора сказки, созданная относительно метафоры состояния, которое чувствует человек при депрессии, дает возможность восстановить возможность движения. А обнаруженные в итоге временно остановленные конфликты (утраты, кризисы, не завершенные действия) могут стать доступными. И каждый из этих фокусов внимания потребует отдельной «обычной» работы. В том числе с использованием аллегорических историй.
Три этапа в работе терапевта с депрессией и сюжеты волшебных сказок.
Естественно, не только метафоры помогают клиенту с депрессивным опытом вернуться к обыденной полнокровной жизни. Метафоры это небольшая часть работы психолога. Однако спонтанная регрессия в душевной самооорганизации клиента при депрессивном опыте это факт. И использование приемов мифологического мышления и метафор из сказок позволяет терапевту «согласовать свой способ контакта» с доступным для клиента вариантом вступления в контакт.
Вторая функция использования метафор мифологического мышления в том, чтобы подхватить творческую и целительную часть регрессивного процесса и даже усилить его, чтобы клиент не сопротивлялся своей регрессии и получил доступ к своим внутренним ресурсам. История депрессивных эпизодов, которые случаются с человеком после некоторого стресса, может быть (очень обобщенно!) сведена к простому тезису. Депрессия это остановка. В динамике ситуации ( в развертывании во времени, по хронологической линии), если мы будем рассматривать динамический гештальт ситуации, то депрессия как состояние заторможенности (эмоции, ум, физические действия) есть феномен ретрофлексии. Но это не напряжение мышц в моменте, а длящаяся во времени остановка. Точнее, человек оказался в ситуации напряжения (конфликт, утрата, незавершенное действие, когнитивный диссонанс или что то настолько же затруднительное), и не нашел достаточно опоры (самоподержки или поддержки от окружения), чтобы ситуацию переработать. Человек останавливается и частично «выключает» себя из отношений с жизнью, с окружением. Как результат начинают развиваться телесные и коммуникационные симптомов (в области эмоций и в области построения отношений). Как чувственный опыт такая ситуация может быть поводом для мрачных описаний «отсутствия в жизни», отделенности от людей и другие метафоры указывающие на специфику переживаемого опыта. Клинически этот опыт описывается как дефицит витальных ресурсов, который постепенно усиливается ( что естественно, так как человек частично останавливает свой «обмен энергией» на контактной границе с миром.
Первая задача терапевта (первый шаг часто в том, чтобы дать опору и поддержать восстановление физических ресурсов, и для этой цели мифологическое мышление самым подходящим образом предлагает регрессию! Человек чувствует себя « хочется плакать, быть как младенцу на руках, или капризничать как младенец». Это кажется абсурдным, но стихийная регрессия, к которой стремится человек, для того, что бы в этом пространстве как то восстановиться, тоже может ретрофлексироваться. На этом этапе метафора волшебной сказки помогает терапевту избежать вторичной ретрофлексии. Терапевт как проводник в волшебной сказке ( как универсальная родительская фигура). Поддержка полного волшебного опыта как испить волшебной воды из сказочного источника… некоторое путешествие за внутренними ресурсами.
Второй этап начинается, когда витальность (точнее, доступ к витальности) частично восстановлены, и когда опора на терапевта становится достаточной и прочной. На этом этапе клиент обращается по хронической линии назад и может встретиться с сюжетом конфликта или кризиса или утраты, которые дали старт к входу в депрессию. Это работа терапевта с не завершенным действием, и поддержка может быть в том числе в области поиска культурных аналогий и распознавания мотивов и потребностей в той «старой» ситуации. В том числе «работа горевания» и метафоры мифов или басен очень уместны.
Третий этап это возвышение в реальность. В синхронизированное время и место действия. Эта работа в диалоге со временем, которое ушло вперед по сравнению с тем моментом хронотопа ( пространства/времени), когда человек «ушел (от мира) в депрессию. И в течение некоторого времени шел как бы «рядом с жизнью». Темами этого третьего этапа работы может быть переживание потребности в поддержке (не регрессивной, а реальной, человеческой в отношениях, и темы агрессии и беспокойства на границе личности и социума, темы творческой адаптации в отношениях человека и мира (окружения).
Итак, два способа работы с сюжетом сказок (глубинный процессный способ работы с метафорой и логичный социальный способ обнаружения алгоритмов и параллелей в отношениях) комбинируются в работе терапевта. У каждого своя функция и свой способ ведения диалога и создания особенного поля отношений клиента и терапевта. Метафоры процессов путешествия из сказки должна быть с проводником ( директивная направляющая позиция терапевта), работа с использованием сюжетов мифов, легенд, басен, работа с аллегориями может быть без проводника ( диалоговая и отчасти провоцирующая позиция терапевта). Во втором случае человек может читать басню, найти параллель, обдумать и сам из басни сделать выводы
Некоторые «законы» мифологического мышления.
Первое правило. Хронотоп: единство место/время/персонаж. Если человек говорит, что » я чувствую себя как белка», то мы заметим, что есть образ белки и окружение как будто бы размыто. Мы попросим человека сказать, где белка, что вокруг, что белка делает. То есть достроить символическую ситуацию хронотопа метафоры. «белка в колесе» это шаблон языка, просто замена высказывания «бегаю на одном месте. А вот «белка на ветке дерева с орешком в зубах» уже подсказывает тему места/условий и действий. Тут может быть разговор о потребностях о аналогиях и более развитая система отношений и параллели метафоры и жизни.
Второе правило: границы сказки и реальности. Пример из разговора.
Мама про сына: ему во сне видится большая собака, он боится и замирает, я ему говорю- возьми палку, прогони собаку! Но он ( мальчику 4 года) не делает как ему предложено, боится.
Психолог: а есть ли у вас во дворе большая собака?
Мама: да. суровый мужчина гуляет с огромным псом, без намордника, я говорю сыну: не шевелись, тогда собака не будет тебя кусать!
Психолог: а как вам идея, что храбрая мама защитит сына от злого пса, как тигрица своего тигренка?
Мама (с возмущением смотрит на психолога). Но это же так опасно! И сосед, и его собака такие агрессивные!…
Мы заметим, что мама в рассказе, сама того не заметив, переносит в область сна ( в область метафорического, мифологического мышления) свои заботы из обыденной жизни, к тому же использует полярности. И это запутывает ее маленького сына.
Правило третье. Точнее, границы метафоры и реальности. Пример из сказки: принцесса держит в руках волшебный золотой шар, лягушонок выхватывает шар, и принцесса пугаемся, а потом оказывается что этот лягушонок есть заколдованный принц. Если соединить волшебный мир и обыденный, получается достаточно запутанная метафора про «богатство, которое может выхватить тот кто выглядит не слишком представительно, но потом оказывается полезным человеком». Отношения между лягушкой и принцессой, история превращения лягушки в принцы не простые. И выводы получаются запутанные. В социальной жизни, действительно, если понимать принцессу как девушку, « золотой шар» в ее руке понимать как аллегорию её готовности к любви и доброте, а лягушонка как тот, кого она проецирует свои добрые чувства, то действительно, можно предложить повнимательнее приглядеться к окружающим… именно так часто в психологической ( аналитически ориентированной) литературе развивается фантазия автора и интерпретируются символы сказки как набор слов в словаре.
Но в сказке, как в сновидении, закономерности формы отношений между элементами очень логичны: и ВОЛШЕБНЫЙ ЗОЛОТОЙ ШАР, и «волшебный лягушонок» это две временно разделённые части одной фигуры… В сказке, где есть рассказчик и слушатель, то лягушонок и золотой шар это одно и то же, две части целого, временно разделенные. (позволим себе интерпретацию, что это две стороны её либидо).
Правило четвертое. Сказка не существует без рассказчика и без слушателя. Метафора, которая рождается в разговоре клиента и терапевта, как и фантазия сказки, имеет смысл только в моменте отношений! Сказку по-разному расскажут одни и те же люди в разной компании, у сказки нет раз и навсегда определенного текста ( об этом последние 20 лет говорят авторитетные специалисты по фольклору, например, Сергей Неклюдов). Если вернуться к психологии, то интерпретация «социальна», (понимая образы как части целого) могут быть уместны, в разных эпизодах терапевтически работы. Например, первый вариант при проработки социального конфликта, второй вариант при проработке регрессивных чувств и эмоционального отражения состояния. То есть это два варианта действий, они оба законны, только они под разными задачами.
Как рассказывают сказки и как идет терапия на группе
Антропологи хорошо описали работу шамана-целителя. Шаман делает свою работу прилюдно, структура камлания известна его окружению. В этом процессе, как ни кажется это удивительным (должна же быть тайна!)всегда присутствуют люди, которые наблюдают и внимательно следят за сюжетом. Есть ли аналогия с работой терапевта, если терапевт при работе с депрессивным опытом клиента делает сессию в терапевтической группе и вносит метафоры сказки? Из практики известно, что энергия участников группы, которые следят за сюжетом и переживают вместе с клиентом, дате прекрасные эффекты синергии. Особенно в тех случаях, когда в структуре метафоры включается некоторый универсальный процесс ( который чувствуют участники за счет эстетического опыта). Сопереживание и отчасти синхронизация с процессом клиента создает дополнительный эффект стабильности, принятия и опоры для клиента. Точно так же в работе с сюжетами сновидений на группе.
Триада кризиса и функции в волшебной сказке: чем похожи эмоции при инициации и эмоции при депрессии?
Легко заметить триаду при обсуждении разного рода изменений. В ритуалах инициации. В проживании кризисов. Когда мы говорим даже слово инициация, то есть буквально некое посвящение. Инициация, как трехчастный обряд, на самом деле включает универсальную структуру «перехода». А сама по себе инициация, каждая конкретная, она ведь очень целенаправленная на какой-то результат. Это может быть инициация введения в профессию, свадьба, смена работы и так далее. То есть в каждой реальной инициации(в мире реальности, в социальном мире) и, соответственно, в сказке, если она отражает символы и фрагменты опыта обряда инициации (гипотеза В.Проппа в знаменитой книге «Исторические корни волшебной сказки») имеется некая исходная социальная задача, перспективная для человека. Например новый статус в обществе, новая работа, новый коллектив, свадьба. В древности инициация как мальчик из племени становится мужчиной, юноша становится воином. В современном мире студент становится дипломатом, специалист становится кандидатом наук. При инициации человек добровольно или полудобровольно меняет социальный статус к лучшему.
В сказке, как в сюжете художественного произведения, есть последовательность эпизодов, то, что В.Пропп называет функциями. Видимо, эти функции не только художественный прием, но что-то большее. Возможно, они отражают некоторые закономерности динамики психической самоорганизации человека. Эти функции очень часто сходны типологически. Но имеются определенные задачи, которые они маркируют и которые в сюжете герою надо решать. Возможно, эти функции не только определены законами художественной композиции, но сами по себе есть выражение в образной форме некоторых процессов познания, обработки информации и способов самоорганизации психики. Не уходя в детализации, отметим эту гипотезу в связи с тем, что мы рекомендуем психологу с деликатностью относиться к спонтанным образам, которые появляются у клиента, и тем более аккуратно вносить алгоритмы из «готовых наборов» традиционной волшебной сказки. И, соответственно, все встречи героя сказки во время его путешествия с разными персонажами в каждой из сказок очень не случайные. Мы ранее описывали групповой эксперимент с сюжетом традиционной сказки, в котором участники «работали» с сюжетом сказки в техниках, которые обычно используются в гештальт терапии и в психодраме для экспериментов с сюжетами сновидений. Человек выбирает образ, «вживается» и делает монолог «от первого лица». Например, сказка «Гуси Лебеди». В группе участников эксперимента было больше, чем этих функций в сюжете сказки. Ведущие предложили ввести в сюжет подходящих по общему смыслу дополнительными персонажами. Например, яблоня и рядом растут полевые цветы. Или речка «молочная река/кисельные берега»
А кто-то будет полянкой, где стоит избушка Бабы Яги…. К удивлению участников эти «дополнительные герои» почти не имели энергии. Участники не могли в них войти. Возможно, потому, что эти функции как бы добавленные, они были избыточные и они не нужны в сюжете вот этой инициации. Поэтому в сказке с ними вообще не встречаешься и не встретишься.
Если мы вернемся к теме депрессии, то на первый взгляд это никак не инициация. Потому что ритуал инициации человеку необходим, чтобы его избыточные душевные и физические силы получили форму в новом (привлекательном для него) социальном статусе. Депрессия как специфический процесс адаптации к стрессу связана, наоборот, с отказом человека от активности в социуме. Часто при работе с депрессией мы делаем хитрость. В метафорах сказки история с выходом из депрессии может содержать похожие компоненты. Именно в области восстановления ресурсов (телесных и эмоциональных). Поэтому нам кажется перспективным, как мы указывали выше, рассмотреть часть сюжета с походом за энергией. Но целиком сочинить сказку про «выход из депрессии» не представляется возможным. Символическая прибавка в конце пути сказки будет понята как интеграция человека с собственными физическими и психическими силами. Примерно этот процесс Карл Юнг называл индивидуализацией. С некоторой натяжкой такую работу можно назвать работой с архетипами. Мы предполагаем, что метафоры сказки и сюжетные ходы и функции сказки выступают как структура. Но не стоит находить параллели в обнаружении социальной цели. Поэтому структура проигрывается, и именно на этом физиологическом уровне человек получает доступ к ресурсам. После доступа к ресурсам может пробудиться агрессия и потребность в защите. Потребность в защите (как малыш, хочу на ручки) и потребность подраться/потребовать либо протестовать!.
Заключение
Небольшой лайфхак из практики консультанта. Некоторым клиентам, которые были захвачены депрессивным опытом, и настойчиво рекомендовала странное лекарство. Терапевтическая инструкция: «перед сном небольшая прогулка, затем отставить в сторону мобильный телефон (оставить в стороне новости из соц.сети) и выключить телевизор. После этого необходимо случайным образом прочитать 2-3 сказки из сборника русских сказок, составленного Афанасьевым. Или другой аналогичный сборник ( народные сказки! не Андерсен!). Можно использовать аудиокнигу. Важное замечание: чем будут не логичнее сюжеты, тем больше эффект. В большинстве случаев результатом бывал хороший сон, активные сновидения (символическая переработка ранее остановленного душевного материала) и чувство свежести и отдыха утром. Возможно, образы старинных волшебных сказок «запускают» работу центра сновидений (если такой существует) и помогает активизировать древние силы самоорганизации человеческой души, восстанавливаться после стресса.
Москва-Санкт Петербург, 12 сентября 2025