Я достаточно часто бываю недоволен собой. Как и многие другие люди, наверное. И если я не удовлетворен, значит, имею на это право. Я воспринимаю это именно так: не «у меня есть причина», а «я имею на это право».
К примеру, я планировал сделать сегодня нечто важное, а вместо этого лежал весь день на диване и читал книжку (а то и вовсе завис на «Ютьюбе»). И я действительно недоволен тем, как провел день. В мой нарциссический паттерн «вшиты» два способа реагирования на собственную неудовлетворенность.
Первый состоит в том, чтобы послать далеко и надолго назойливый голос, звучащий у меня в голове (тем более, я знаю: это голос мамы или еще какого-нибудь значимого взрослого из моего детства). Я взбунтовался! И буду теперь лежать на диване до посинения.
Второй способ: попытаться как-нибудь ослабить степень недовольства. Например, сделать под вечер полезное дело. Не очень срочное, но вполне полезное. И доказать тем самым: вот! я не совсем пропащий человек! на кое-что я способен. А уж завтра, как возьмусь – горы сверну!
И тот, и другой способы плохи своей шизофреничностью. И в том, и в другом случае я словно бы расщепляюсь на две спорящие и нечто доказывающие друг другу части. А некая третья часть меня, наблюдающая за спором, заранее осведомлена: ничего толкового из этого спора не выйдет. Он (спор) заранее проигран. Причем, обеими сторонами.
Человек, по-настоящему не страдающий раздвоением личности, вряд ли способен выиграть у самого себя в шахматы. Выигрыш означал бы здесь полное отвержение одной из частей собственной личности (и, наверное, в перспективе – поход к психиатру). К счастью, в большинстве случаев этого не происходит. Но потому и споры между «хочу – не хочу» и «надо – не надо» имеют все шансы продолжаться до бесконечности.
И все-таки шахматисты иногда играют с собой (я видел это собственными глазами). Не затем, чтобы выиграть, а затем, чтобы рассмотреть игровую ситуацию с разных точек зрения. По сути, они создают себе некое безопасное пространство для эксперимента: что будет, если я так пойду? а если я отвечу вот так? Гм, здесь вроде бы намечается интересная комбинация… Есть о чем подумать. И что попробовать.
В шахматах нет правых и виноватых – только очередность ходов. Точно так же, я убежден, и в моей личности нет «хороших» и «плохих» частей. Все они – мои, и все они – Я.
Нейробиологи полагают, что наше сознание устроено как парламент. В момент принятия решения разные центры мозга чрезвычайно интенсивно обмениваются сигналами. Иногда это похоже на спокойную дискуссию, иногда – на бурные дебаты. Порой и вовсе доходит до нейродраки, известной как острый когнитивный диссонанс. Но бывают и случаи «закулисных договоренностей», когда одна из «партий» включает известный со времен Сеченова эффект центрального торможения, и решение принимается словно бы бессознательно.
Да, конечно, ближе к вечеру, когда сообщение о том, что я «опять сегодня ничего не сделал» уже разлетелось по всем телеканалам, газетам и радио, партия «Надо!» может вдруг спохватиться и обличить партию «Хочу!» в непатриотичности и полном отсутствии воли к победе. Или, наоборот, партия «Хочу!» способна сделать яркое заявление, сославшись на боли в спине и прочую психосоматику.
Самобичевание, конечно, – развлечение не из приятных. Зато, в нем много энергии. И много жизни. Я себя бичую, следовательно, существую (ну, если не повешусь). Увы, нейробиологи уже, кажется, научились разоблачать «закулисные сделки». Томограф не обманешь! А он свидетельствует: в принятии «бессознательного» решения участвовали и партия «Хочу!», и партия «Надо!» (да простят меня нейробиологи за столь вольное обхождение со строгими научными данными).
Иначе и быть не могло. Мой мозг не разделен никакими реальными перегородками. И даже если какая-то часть моей личности (моего опыта) временно «отщепляется», она не исчезает за неприступной стеной. Она все равно участвует в общем «голосовании» и влияет на принятие решения.
Значит, первое, что я могу сделать – просто на уровне здравого смысла: осознать, что во мне есть (как минимум!) и «хочу», и «надо». Ни та, ни другая «партия» не обладает полным, истинным знанием о том, как для меня «хорошо». Ни той, ни другой в одиночку я бы не доверил формирование «правительства», способного управлять всеми моими действиями. Потому что здесь, как и в шахматах, нет правых и виноватых – и «хочу», и «надо» по-своему правы.
Второе, что я могу сделать, – восхититься самой возможностью: воспринимать ситуацию с разных точек зрения, оставаясь самим собой и не испытывая потребности в обращении к психиатру! В этом для меня есть что-то совершенно удивительное, почти невероятное! Но это так. И это – то, чем я обладаю. Мой ресурс для творческой адаптации в мире.
Третье. Когда я осознаю происходящее, я способен вывести дискутирующих «из-за кулис». И тогда окажется, что нет во мне сплоченных партий «Хочу!» и «Надо!». Вернее, так: во мне есть нечто очень важное, что существует до и помимо партийных программ и лозунгов. Это нечто – мои нужды, мои потребности, мои устремления, то, что дает мне радость жизни. Чтобы как-то с этим «нечто» обходиться, я облекаю его в слова, формулирую в виде программ и лозунгов, на основе которых я действую. Я так устроен.
И, да, это не всегда мои слова. Это могут быть слова моей мамы или еще кого-нибудь из значимых взрослых. Как говорят в гештальттерапии, это интроекты. Все правильно.
Однако и сам язык я тоже интроецировал. Принял как данность значения слов и правила. И меня не смущает то обстоятельство, что они придуманы не мной. И даже то, что – о ужас! – в абсолютном большинстве случаев я совершенно не понимаю, почему для обозначения определенного предмета, понятия или состояния выбрано (не мной!) определенное (а не другое) сочетание звуков. Мне в голову не приходит под лозунгом творческой адаптации всякий раз придумывать новые слова. Мое творчество – в том, чтобы свободно обращаться с уже существующими.
Но разве я не могу делать то же самое, когда речь идет о моих нуждах? Мне вообще-то нравится быть «хорошим мальчиком». Я чувствую удовлетворение от того, что иногда «преодолеваю себя», а иногда «даю себе отдохнуть» и становлюсь «ленивой сволочью». Чувствовать себя целеустремленным – это сильно и вдохновляюще. Быть разочарованным собой – это грустно, тут есть над чем подумать. И есть, что придумать.
Четвертое, что я могу сделать – отыскать способ для удовлетворения собственных нужд. В том числе, нужды в принятии меня Другими (пусть даже воображаемыми), которая на языке моего интроекта обозначается как «быть хорошим мальчиком».
Тут мне способны помочь разного рода стимулы и подкрепления, известные с древнейших времен и прекрасно описанные бихевиористами. Почему бы не использовать, допустим, некоторые элементы тайм-менеджмента, если речь идет о выборе между лежанием на диване и великими свершениями на благо себя и человечества?
Игра с самим собой в шахматы замечательна тем, что ведется в открытую. Я не могу себя обмануть, сделав какой-нибудь хитрый ход. Я не могу бороться с собой и себя победить. Но, способен, как минимум, с двух точек зрения оценить расстановку фигур и продумать различные варианты развития ситуации. Хотя, если уж совсем начистоту, я порой испытываю очень сильное удовольствие от того, что «преодолел лень и победил самого себя». Так приятно соответствовать интроецированному, позаимствованному невесть откуда образу!
Кстати, правила игры в шахматы я тоже интроецировал (до сих пор не могу понять, почему слоны ходят только по диагонали, а безумные пешки лопают противника наискосок). В детстве, конечно, я пробовал воевать по-другому: направлял друг на друга фигуры, щелкая по ним указательным пальцем. Тоже неплохо получалось. Только фигуры часто ломались.
Алгоритм:
- Признать, что я не удовлетворен собой и имею на это право. Я мог что-то сделать, но не сделал. Мне грустно. Позволяя себе испытывать грусть, я завершаю ситуацию. Конкретную, сегодняшнюю ситуацию, а не вообще ситуацию всей моей неудачливой жизни (то есть обхожусь без обобщений на тему «Вот всегда у меня так!»).
- Признать, что во мне есть и то, и то – и партия «Хочу!», и партия «Надо!». И лежание на диване совершалось по взаимной договоренности.
- Глядя с разных сторон, попытаться понять, что за нужду такую я удовлетворял, лежа на диване. И какую свою нужду я удовлетворю, если на диване лежать не буду (а допишу, например, этот текст).
- Выработать отчетливый механизм, который позволил бы мне удовлетворять нужду в совершении конкретного действия. И завершать ситуацию не грустью, а вручением себе любимому «премии» (у той же Карен Прайор в книге «Не рычите на собаку!» можно отыскать для этого неплохие идеи).
- Попробовать применить новый механизм на практике. И, если все получится, дать себе время, чтобы действительно почувствовать: мне сейчас хорошо. Я хотел, я смог, я сделал! Хороший мальчик – по-другому и не скажешь!