Дарья Фрейдинова. «ТРАВМА АГРЕССОРА. Феноменология и терапия»

Представьте себе девочку 5-6 лет, которая гуляет с отцом в парке. Она не очень уверенно катается по песчаным дорожкам на двухколесном велосипеде. Отец бегает за дочкой и поддерживает ее, если это необходимо. И, конечно, девочка радуется, когда удается самой подолгу удерживать равновесие. Отец подбадривает и поощряет самостоятельность дочки. Но вдруг, не справившись с управлением, ребенок сталкивается с идущей рядом женщиной. Она вскрикивает от неожиданности и боли, а затем принимается крайне жестко и агрессивно отчитывать отца за поведение дочери. Папа слабо пытается что-то объяснить, извиняется…

Много лет спустя та самая девочка, сама уже ставшая взрослой женщиной, будет рассказывать эту историю на терапевтической сессии – с вновь ожившим ощущением шока, одиночества и отчаяния.

Именно с этой истории я обычно начинаю разговор на семинарах, посвященных травме агрессора.

 

Что такое травма агрессора?

Не каждый агрессор переживает свой опыт как травматический. Точно так же не каждый стресс превращается в дистресс и психологическую травму. Чтобы это произошло, должны сложиться в единую «композицию» несколько общих и индивидуальных факторов, главные из которых:

  • внезапность стрессового воздействия;
  • недостаток внутренних ресурсов, необходимых для переработки и преодоления стресса;
  • отсутствие или недостаточность поддержки извне.

Итак, травмой агрессора мы будем считать отсроченную реакцию в виде дискомфорта, переживания беспомощности, страха, тревоги, навязчивых воспоминаний, мыслей о произошедшем, вегетативных реакций на стрессовую ситуацию, которую человек (вольно или невольно) спровоцировал сам, причинив тем самым вред кому-то другому.

Два ключевых слова здесь: «спровоцировал» и «отсроченная». То есть человек сам стал инициатором и виновником стрессовой ситуации, причем, травматический опыт не был переработан сразу же и в результате оказался заблокирован и отщеплен.

Приведу несколько примеров из практики:

— ребенок, затеявший драку, в результате которой был нанесен ущерб здоровью другого ребенка;

— взрослый, проявивший агрессию (вербальную и/или невербальную) в отношении другого взрослого или ребенка;

— человек, в состоянии аффекта причинивший кому-то боль;

— человек, причинивший кому-то вред в ситуации самообороны;

— профессионал, вследствие действий (бездействия) которого был нанесен ущерб здоровью и/или имуществу людей (к этой категории относятся военные, врачи, спасатели, железнодорожники и т.д.);

— виновник ДТП;

— человек, ушедший из семьи и переживающей это событие как нанесение травмы близким. И др.

Еще раз оговорюсь: далеко не каждый агрессор будет переживать свой опыт как травматический. Речь о тех, для кого травматическая ситуация (само событие и его обработка) привела к формированию психологической травмы, то есть определенного паттерна, способа восприятия и переработки последующих событий жизни.

У таких людей соответствующие признаки травмированности будут проявляться на четырех уровнях:

  • физический уровень: трудности с засыпанием; плохой сон; потеря аппетита; склонность к заболеваниям психосоматического свойства;
  • психологический уровень: трудности с сосредоточением внимания; повышенная тревожность; самобичевание; повышенная возбудимость или, наоборот, десенсибилизация и эмоциональная ригидность; депрессия;
  • личностный уровень: рассеянность; подозрительность; пугливость; неуверенность; ранимость; беспомощность и чувство отсутствия перспективы; утрата веры в себя и собственные силы;
  • социальный уровень: самоизоляция; нежелание принимать поддержку от других; агрессия по отношению к тем, кто «не способен понять», и др.

 

Травма агрессора и позиция терапевта

Вернемся к сюжету о девочке на велосипеде. Какие чувства обычно испытывает травмированный агрессор? Первое, о чем чаще всего говорит клиент, и что лучше всего им осознается – это вина. Она гложет и «высасывает душу». Это невротическая вина, от которой невозможно избавиться. Мысли клиента словно бы бегут по кругу: «я виноват», «я не предусмотрел», «я не справился», «я виноват»… Обращу внимание, на то, что я говорю здесь именно о невротической вине, а не о здоровом реагировании на ситуацию проступка — в виде переживания вины, которая стремится к исправлению действием.

Когда мы начинаем работать с виной – проявляется страх. Страх самого себя, причинившего вред. Страх наказания. Страх изменений (в результате травматического события картина мира поменялась и у агрессора, и у пострадавшего).

Страх самого себя порождает стыд: «я такой недостоин жить дальше». И, как следствие, – одиночество и безысходность.

И все-таки человек приходит к терапевту, а значит, несмотря на тяжесть переживаний, у него еще сохранились желание и надежда на изменения.

Каким же быть терапевту, чтобы поддержать это желание и надежду клиента?

Вот основные параметры терапевтической позиции:

  • безусловное принятие;
  • открытость;
  • безоценочность;
  • компетентность;
  • приверженность;
  • целостность.

Безусловное принятие дает возможность клиенту делать ошибки и переживать этот опыт. Открытость позволяет клиенту – через терапевта – встретиться с собственными неосознаваемыми чувствами. Безоценочность терапевта предлагает клиенту посмотреть на ситуацию шире рамок «плохо-хорошо». Компетентность дает возможность сориентироваться в информации. Целостность – увидеть ситуацию в разных контекстах и целиком.

Отдельно – несколько слов о приверженности клиенту. Как и у каждого человека, у терапевта есть свои ограничения. В том числе, связанные с переживанием травматического опыта (включая опыт агрессора, жертвы, наблюдателя, человека, сочувствующего жертве или агрессору и т.п.). Поэтому при работе с клиентом очень важно с самого начала осознать меру своей собственной способности быть приверженным. Иначе говоря, терапевт обязан ответить себя на вопрос: с какими агрессорами он может работать, а каким – корректно и уважительно – откажет?

 

Терапия травмы агрессора

Снова вернемся к примеру с девочкой. Какого рода поддержку способен оказать терапевт такому клиенту? На что он должен обратить внимание при выстраивании терапевтической работы?

Для меня тут особенно важны три составляющие терапевтического процесса:

  • настройка взаимодействия с клиентом; организация доверительного контакта;
  • поддержка клиента в осознавании эмоций, чувств, внешних и внутренних изменений; насыщение фона, собирание целостности травматической ситуации (предшествующие события, дизайн и участники); восстановление свободы активности;
  • поддержка клиента в творческом приспособлении к новым условиям, социализации и освоении будущих перспектив.

На первом этапе терапевтической работы очень важно дать клиенту выговориться, признавая непростоту его ситуации и противоречивость переживаний. Важно, чтобы человек осознал, как динамически менялась ситуация в его восприятии: от счастья и ликования, вызванных возможностью самостоятельного управления велосипедом, до шока в момент столкновения с женщиной и растерянности сразу после события.

Стоит отметить, что у девочки определенно не было намерения причинить кому-то вред. Если медленно и последовательно реконструировать ее переживания, окажется, что после столкновения девочка встретилась с растерянностью, беспомощностью, ощутила нужду в поддержке. Но отец оказался не в состоянии ее поддержать, он сам был растерян, напуган и стыдился случившегося. Тем самым, по сути, он стыдил и виноватил дочь, а у той не было ни навыка, ни ресурса, чтобы самостоятельно произвести реориентацию. Она просто замерла, блокируя выражение собственных эмоций.

В этом месте нам необходимо восстановить активную позицию клиента – через работу с телом, через завершение незавершенных физических действий, через осознавание эмоций. В данном конкретном случае я предложила женщине обратиться к телу и заметить, какие чувства замерли в нем. И клиентка обнаружила стыд, за которым есть ощущение пустоты и одиночества, тоски по поддержке, и фраза, обращенная к отцу: «Папа, мне нужна твоя помощь!» (Там могли обнаружиться и другие неосознаваемые чувства и эмоции, но для продолжения работы оказалось достаточно и этого.) И только получив помощь от отца в ходе терапевтического эксперимента, клиентка смогла обратиться к пострадавшей женщине и извиниться за нечаянный поступок.

Теперь мы начинаем работу с невротической виной, из которой выходим на ответственность за совершенное действие, и эта ответственность возвращает активную позицию клиента: я что-то нарушил, я не хотел таких последствий, я могу что-то изменить. Подчеркну еще раз: изменить не само событие столкновения, а его последующую обработку – принести извинения, выразить покаяние, предложить пострадавшему помощь и т.д.

Дальше мы проясняем, кто еще оказался вовлеченным в ситуацию, какие чувства по отношению к ним испытывает клиент, что он хотел бы сказать этим людям, какие ответы от них получить. Таким образом ситуация приобретает объем и всю большую целостность, поле осознавания расширяется.

Следующий этап работы – признание изменений. Необходимо отгоревать потерю прежней картины мира, где все было радостно и ясно, где у клиентки было представление о себе как о веселом ребенке, успешно осваивающим новое средство передвижения. А после столкновения – растерянность, отрицание, злость, печаль.

Я уже говорила о растерянности, но еще не упоминала отрицание, которое проносится мыслью: «Этого не должно было случиться, все ведь было так хорошо!» (У взрослого это, возможно, будет мысль: «Все было под контролем!») За переживанием отрицания можно обнаружить возмущение: «Зачем эта женщина вообще туда пришла?! Она все испортила своим появлением!» А дальше – глубокая печаль из-за того, что все произошло именно так.

Этот пусть, который терапевт проделывает вместе с клиентом, очень похож на проживание травмы утраты. В результате у человека появляется больше свободы в своих проявлениях, ситуация принимается и завершается, присваивается новый статус и опыт.

Из того, что остается сделать – отработать возвращение клиента в социум. По сути, это работа с проекциями на окружающих: «Что эти люди про меня думают?», «Как мне рассказать о случившемся?», «Поймут ли они меня?» Терапевт поддерживает риск клиента встретиться с другими, несмотря на опасения, помогает в размышлениях о том, что человек может сделать, чтобы его приняли. Клиент сам решает, какой путь избрать: извиниться, как-то компенсировать вред или спросить у другого человека, каким образом тот видит разрешение ситуации. Это касается отношений клиента со своим близким окружением и с пострадавшим(и).

На этом работу с травмой агрессора можно завершать, проверив, сможет ли клиент в будущем, например, сесть на велосипед, вести машину, вернуться на работу или в школу, быть со своей семьей. Достаточно ли теперь поддержки, внешней и внутренней, и как человек намерен справляться с изменчивостью и неустойчивостью мира.

И тогда я как терапевт могу попрощаться с клиентом – с признанием и уважением к совместно пережитому опыту – или предложить ему долговременную терапевтическую работу, решающую уже другие задачи.

 

Другие случаи травмы агрессора

Центральным в этой статье стал случай непреднамеренной агрессии, однако из приведенных выше примеров хорошо видно, что это лишь один из возможных вариантов. Агрессор вполне может отдавать себе отчет в том, что причиняет или способен причинить вред другому. Это ситуации драки, самообороны, исполнения профессиональных обязанностей (у охранников, служащих армии и силовых структур) и т.д. В этих случаях особое внимание необходимо уделить разбору и осознаванию намерений агрессора: что это были за намерения, что за ними стоит, чем руководствовался человек, выбирая те или иные действия. То есть здесь мы достаточно много времени уделяем работе с функцией Personality клиента, тому, каким он себя видит, какие у него убеждения, какой у него статус, служебные обязанности и т.п.

К примеру, перед терапевтом – машинист, который сбил человека на железной дороге. Его (машиниста) прямая обязанность – сделать все, чтобы сохранить жизни и здоровье пассажиров поезда. У него есть на этот счет совершенно четкие инструкции. Иначе говоря, он профессионал, который сделал то, что должен был сделать. И если данное происшествие стало для клиента проблемным переживанием, самое время совместно задаться вопросами: как клиент относится к своей профессии? как он выбирает, что делать или не делать? как и за что он берет на себя ответственность? в чем видит ответственность людей, перебегающих железнодорожные пути в неположенных местах?

В случаях с виновниками ДТП или с человеком, ушедшим из семьи, терапевту стоит быть особенно внимательным к самому себе, к своей способности оставаться принимающим, безоценочным и приверженным клиенту. Помимо прояснения намерений, очень пристальное внимание необходимо уделить предшествующим событиям и дизайну ситуации: кто в ней присутствовал, как действовал и что говорил. Иногда полезным оказывается прояснение того факта, что на ситуацию могли повлиять люди, которые актуально не присутствовали в событии (например, дорожные службы, сотрудники ГБДД, не проследившие за установкой знаков и т.д.). Это делается не для того, чтобы снять с клиента ответственность за совершенное им, а для того, чтобы, по сути, «восстановить справедливость» и дать человеку возможность увидеть ситуацию в ее целостности и объеме.

И только тогда, когда все эти обстоятельства будут прояснены, можно предложить клиенту реконструировать его эмоциональные переживания и телесный опыт (Id) в травматической ситуации. Затем наступает этап горевания, выход из слияния с жертвой, усиление функции Ego и восстановление целостности Self.

 

Литература:

  1. Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М: Наука, 1983.
  2. Моховиков А.Н., Дыхне Е.А. Кризисы и травмы: Методические материалы к учебному курсу «Теория и практика гештальт-терапии». М: МГИ, 2007.
  3. Петрова Е.Ю. Травма: Материалы к авторскому семинару по работе с последствиями шоковой травмы. СПб: ИИГТ, 2015.
  4. Петрова Е.Ю. Человек в неожиданной сложной жизненной ситуации и терапия. СПб: ИИГТ, 2016.
  5. Попов В.Е. Психологическая реабилитация военнослужащих после экстремальных воздействий. М., 1992.
  6. Пушкин В.Н.,Нерсесян Л.С. Железнодорожная психология. М: Транспорт, 1972.
  7. Сименс Х. Практическое руководство для гештальттерапевтов. СПб: Издательство Пирожкова, 2008.

 

Дарья Фрейдинова (Санкт-Петербург) – медицинский психолог, гештальттерапевт, супервизор, специалист по кризисным состояниям, сказкотерапевт, член Ассоциации детских психиатров и психологов, член EAGT, тренер и учебный терапевт ИИГТ. Сфера интересов: индивидуальный консультации для детей и взрослых.

Телефон: +7 (921) 953 66 92, e-mail: freydinova@gmail.com