Елена Петрова. Тревога, воля и субъектность


Перлз считал, что «тревога – это возбуждение, которое потеряло форму».  Развивая эту мысль, мы утверждаем, что тревога — это не эмоция, а комплексный СИМПТОМ, который включает биологические  и когнитивные компоненты. Однако часто люди переживают тревогу не как симптом (например, не как гастрит), а как свое важное личностное свойство. Или даже как важную эмоцию. Нам предстоит разобраться в том, почему они так делают и как можно с этим поступать во время психотерапии.

Для того, чтобы обсудить тему тревоги как феномена современного общества и как предмета ( темы) для работы терапевта, необходимо вспомнить классические представления гештальт-терапии о процессах творческого приспособления. И саму по себе концепцию творческого приспособления, в той форме, как она изложена в книге Гудмана-Перлза «Excitement and Growth in the Human Personality» (в русском переводе —  «Теория гештальттерапии».

Автор будет придерживаться представлений о том, что феномен переживания тревоги может быть обнаружен в самых разных областях существования человека, для того, чтобы сосредоточить свое внимание на областях, в которых есть материал для работы психотерапевта. И конечно это прежде всего область личных выборов, личных интенций, и область столкновения человека и окружения. В этом смысле гештальт диагностика сразу подсказывает мне, что стоит искать «прерывания цикла контакта». Но где и какие прерывания?

Что мы считаем опорной позицией при размышлении о человеке? Мы предполагаем (автор сознает, что его позиция несколько старомодна), что у человека есть способность порождать своей волей план действий и с помощью этих действий совершать изменения  в мире, в соответствии со своей волей и с учетом реальных предметных возможностей и ресурсов окружения. Это прекрасная концепция и прекрасный алгоритм. С этим алгоритмом удобно сравнивать те процессы, которые мы встречаем в реальности.

В этом месте мы сделаем небольшое отступление от темы и опять вернемся к концепции (схеме) трех зон сознавания. Это удобная схема. Например, человек может решить, что хочет получить себе более спортивную фигуру, и это его побуждает пойти в тренажерный зал и делать упражнения для мышц, или использовать диеты, которые более подходят для его биологии. То есть зона действия  находится в пределах его манипулирования своим телом. Конечно, тут возможны варианты патологические. Например, в одном старом романе Лилии Ким женщина меняет свою фигуру, раз за разом делая пластические операции, чтобы быть похожей на кинозвезду из своей юности. Не осознавая, что ее мотив не здоровье, а забытая (вытесненная) любовь к однокласснику. Или ипохондрик (это заболевание, а не прозвище!) замечает у себя болезни и лечит их старательно, хотя причины его беспокойства лежат в области актуальных диалогов и отношений с окружающими людьми или окружающим миром.

Другой пример мы приведем из области мыслей ( средняя зона сознавания). Естественно, что человек может менять свои убеждения и свои мысли, может менять свое мнение о событиях прошлого или даже о своих выборах и своих поступках. Собственно, именно в этой области часто работает психотерапия, и на эти возможности опирается система воспитания. Возможно и негативное использование этих возможностей, например, работа маркетологов и работа политических лидеров направлена на то, чтобы влиять на умы аудитории.

Третий пример — из области внешнего мира.  Например, я обнаруживаю, что кресло, на котором я сижу на работе, мне не удобно. Я могу выкинуть кресло и приобрести другое.  То есть изменить что-то в окружающей среде, в интерьере комнаты. Или, если мне мешают громкие соседи, пойти к соседям поговорить и попросить их уменьшить уровень громкости аудиоколонок. То есть произвести предметные  (творчески организованные) действия в предметном мире или в мире отношений.

Примеры могут показаться примитивными.  Но мы примерим био-психо-социальную матрицу анализа ситуаций тревоги, и обнаружим некоторые закономерности: три области жизни могут стать источником тревоги.

Биологическая нестабильность тела, или физическая нестабильность предметного мира (вибрация, например)  может стать источником тревоги. В этом случае поможет только физическое воздействие. Отдых, или правильная пища и тепло, или вмешательство докторов.  

Личностные уровни могут  стать источником тревоги, если конфликт мотивов или конфликт убеждений создаст условия для замешательства.

Внешний мир и отношения между людьми  в группе или в социуме могут стать поводом к когнитивному диссонансу, к беспокойству и, как следствие, к тревоге.  Например угроза, опасность, или неопределенность будущего.

Однако  все не так просто. В социальной жизни, в культурно-нормативном слое, в массовой культуре европейски ориентированных стран происходят быстрые и заметные изменения.  Прежде всего это заметно в обращении с информацией, и в социальных выборах. Возможности творческого изменения предметного и социального мира кажутся для многих людей мало возможными (я маленький, а мир большой) , и сейчас люди часто думают, что их проявление воли реализуется только в их чувствительности, и опираются избыточно (вот парадоксальное для меня как для гештальт терапевта заявление) на «эстетические параметры ситуации». Людям кажется, что они не могут изменить отношения во внешней по отношению к ним ситуации, а могут только уйти из ситуации и выбрать более подходящее себе место.  Звучит привлекательно, и на первый взгляд почти не имеет негативных компонентов. Потому что такая позиция помогает уходить из созависимости, уходить из потенциально опасных мест или опасных и не перспективных отношений. Однако позднее мы покажем, как эта прекрасная позиция может мешать человеку создавать связи и мешает строить близкие отношения между людьми, и ведет, как следствие, человека к одиночеству.

Человек не верит, что может своей активностью изменить ситуацию и  использовать потенциал ситуации в свою пользу

Кажется, что именно в 2014 году в размерах мира произошло изменение   массовой культуры.

Я ухожу оттуда, где не интересно, или опасно, или скучно. Я не могу этого изменить. Я просто переключаю канал  в телевизоре или картинку в инстраграме. Я только адаптируюсь, в смысле ищу «норку», где меня не трогают и где комфортно. Я не решаюсь изменить ситуацию в свою пользу. Наоборот, я просто выхожу из ситуации и стараюсь поместить себя в другую более подходящую мне (как мне кажется) ситуацию

Тем самым усиливается тема выбора как перебора мест нахождения и уменьается тема выбора как воли и настойчивости в преобразовании ситуации  сввою пользу. Процесс «контактинга» ( вторая фаза цикла контакта , по Гудману) редуцирован. Я не вхожу в ситуацию, а смотрю, слегка касаюсь и сразу отвергаю. Или сразу принимаю ее и, например, посмеиваюсь! (как согласие с дифлексивным анекдотом) И тем самым становлюсь управляемым, как ни странно это звучит.

В магазине одежды квалифицированные продавцы говорят иногда покупателю: «ну померь кофточку!», — это предложение быть активным! Как часто случалось, что первое впечатление негативное, а после пробы (теста) получается совсем новый опыт!  Примерил и оказалось хорошо. Как психолог, я даже знаю объяснение феномена. Потому что смотрю я глазами толпы и вижу кофточку среди других кофточек, изолированно от себя. Или заранее выбираю то, что уже в прошлом случилось более или менее удачно. Однако продавец изменил своим  предложением ситуацию. В некотором смысле он даже был агрессивен к моей ситуации. Продавец предложил: встреться с кофточкой», примерь? Попробуй? И получилось нечто новое и интересное.

Но в массовой культуре с 2014 года произошло заметное изменение в обращении с информацией, переход количества в качество. Гигантская стабильность. Я  беру или отвергаю. И беру только то, что масса аудитории считает хорошим и помещает на первой странице поисковых систем.

Я как представитель массовой культуры конечно действую «как все», даже если думаю, что я совсем уникальный и самостоятельный человек. И стоит мне задуматься, где и как я проявляю свою волю.

Однако вернемся к теме тревоги как симптома.  

Сама по себе тревога — это результат отказа от признания сложной ситуации или признания конфликта мотивов и так далее. То есть важные вызовы от окружения создали ситуацию дефицита для работы селф, человек при этом не имел достаточно опоры и потому принял ускоренное или упрощенное решение. То есть редуцировал часть своего фона.

Он переключил внимание на окружение, на среду (прямо или косвенно), и начал действовать. По параметрам времени – поспешил или по параметрам действия и ролей – принял упрощенные решения.

С этого момента он начинает процесс ретрофлексии (точнее дифлексии) и некоторое время  это упрощение помогает ему двигаться вперед в плане мыслей или в плане действий. Отказываясь от ориентации, отказываясь от опоры на себя и отказываясь от произвольности  в области творческого приспособления.

Потом наступает момент, когда он перестает понимать себя как субъекта собственной жизни, как активного субъекта. И тогда во-первых он перестает опираться на себя и не имеет возможности принимать ответственные «опертые» на себя решения. И во-вторых, в чувствах накапливается заметная  для него неадекватность ответов от окружения или ответов от его тела, или ответов от его мыслей (три зоны осознавания. И тогда наступает остановка и субъективно развивается симптом тревоги.

Механизм заключается в том, что сначала осуществляется дифлексия, потом происходит накопление ошибок и начинает работать ретрофлексия. Тревога  с точки зрения гештальт диагностики может быть понята мною как симптом, который организован как ретрофлексия, дублирующая ранее имевшую место дифлексию

Еще заметим, что есть срыв. Потом короткий шок и замешательство. Потом тревога «со мной что-то делает», — она как самостоятельный объект из внешнего мира, с которым я имею свои отношения. Или, наоборот, понимается человеком как свое собственное неотделимое личностное свойство.

Вот пример  высказываний, которые могут иллюстрировать этот тезис: «моя тревога мне помогает сосредоточиться» или «моя тревога мешает мне действовать», или «я устал от моей тревоги», или «я не буду чего-то делать, потому что я человек тревожный»

Как будто бы речь идёт не о чем-то мне принадлежащем, а о части окружения, которое вообще не зависит о меня самого.

Для  сравнения, когда человек говорит «у меня болит моя голова», он все-таки сохраняет какую-то связь с  собой и своим симптомом. Тревога как симптом очень легко отрывается от человека и становится его собеседником, еще дальше уводя его от  контакта с собой и контакта с миром.

Как мы работаем с тревогой? Прежде всего, мы как терапевты используем приемы, которые восстановят субъектность и восстановят активность. Это двигательные приемы, которые восстанавливают контакт с физическим телом  (движения разного рода) и контакт с возможностью быть субъектом. Это медитация, которая успокаивает «запутавшуюся вегетативную систему», это обращение к разуму и восстановление планирования.

Но  проблема в том, что сам запускающий тревогу механизм такие приемы почти никогда не захватывают. Потому терапевт  делает в своей работе два шага. Первый шаг состоит в том, чтобы помочь клиенту выйти из застылости (тревога — это застылость на месте) снова переживатт себя активным действующим лицом, у которого есть движения (тело), у которого есть интенции и воля.  А потом, когда это восстановление произойдет, когда вернется живость движения и способность чувствовать и мыслить, наступает время второго шага. Терапевт может предлагать клиенту вернуться в прошлое, к моменту на линии жизни, в котором еще не было симптома тревоги. Наверное, это была не такая уж простая жизненная ситуация, раз человек «решил» оказаться от части себя самого и своей ориентации в мире.  Поэтому клиенту нужна вся его воля и весь его произвольный интерес для того, чтобы сделать реверс и, если человек получит достаточно опоры, то он может при помощи себя самого или при помощи терапевта применить свою волю к тому трудному моменту из прошлого, когда он потерял функцию ЭГО.

Именно  для того, чтобы вернуться и стать осознающим сея, нужна воля. А воля опирается на активность селф. А при симптоме тревоги именно активность селф минимизирована. Потому что душа и мозг человека заняты тревогой. Воля нужна для того, чтобы человек мог вернуться и взять опору.

Получается, что с тревогой не могут работать ориентированные на перенос терапевты. Потому что из ролей (например родителя и ребенка) можно успокоить,  утешить, но для того, чтобы вернуть самостоятельность и активность, надо выйти из позиции родителя утешающего или родителя обучающего, и войти в позицию «равного и уважающего»  и сделать предложение по типу «давай вместе разберемся» Иногда это понимают как позицию старшего брата или наставника. Но это не очень надежно. Надежнее вернуться к концепции уважения, равенства в терапевтических отношениях. И вернуться более внимательно и настойчиво к  концепции «творческого приспособления».

Мне как терапевту может помочь мысль о том, что  надо смотреть фон социальный, человеческий и биологический для тех эпизодов, в которых появляется тревога. Мне стоит ответить на несколько вопросов. На фоне каких ситуаций и на фоне какого процесса развивалась тревога у человека? Или иначе, — что окружает  (в субьективном мире) человека в то момент, когда у него есть тревога? Или что в его жизни сопровождает тревога?

Например, «тревога сопровождает актуализации конфликта», или «тревога появилась, когда встретил такого-то человека». Такие формы размышления о ситуации могут дать подсказку для терапевта.

(продолжение следует)