В данной статье мы рассмотрим, травму, произошедшую в ситуации, когда клиент является активным участником и виновником события (чаще всего ненамеренно), а также способы терапевтической работы с подобной травмой.
То, с чем я сталкиваюсь на консультациях, когда работаю с травмой агрессора – это вопрос клиента, а имеет ли он право на помощь, поддержку. Ведь то, что он сделал – есть производное его действий, следовательно, он сам виноват. И не имеет право просить о помощи. Это представление создает изоляцию, как индивидуально, так и в массовом сознании.
Поэтому люди, оказавшись в ситуации, где они являлись неумышленно причиной причинения вреда другому (волею службы, волею случая — я подчеркиваю и выделяю здесь ненамеренность), стремятся скорее забыть, вычеркнуть, высмеять, замолчать, нежели попытаться пережить этот опыт.
Меня эта тема начала интересовать с момента, когда я столкнулась в работе (около 12 лет назад на базе психофизиологической лаборатории «Дорожной клинической больницы») с машинистами-железнодорожниками. В их профессиональной жизни случаются такие случаи, когда машинист видит человека на пути, он может сигналить, тормозить, но, не смотря на все усилия, складывается ситуация, в которой локомотив сбивает человека. Впоследствии машинист каким-то образом психологически обрабатывает это событие. За профессиональную жизнь машиниста таких случаев может быть много.
Одна история. Машинист поезда. Расспрашиваю его про произошедший «наезд», так на профессиональном языке называется, когда поезд сбивает человека, животное, транспортное средство. Не смотрит в глаза. Отсмеивается. Говорит, что мало ли чего бывает на работе. Вот помощнику машиниста досталось, он впервые с таким столкнулся. Белый ходил. Когда я говорю, что это может быть большим стрессом для него, удивляется. Говорит, что не замечал, ничего подобного.
И это может быть правдой, в случае, когда машинист откликается на это событие своей профессиональной идентичностью (профессиональное personality) – был на работе, действовал по инструкции, сделал все, что было возможно на тот момент, чтобы избежать наезда. А может, принимать близко к сердцу (личное personality) – когда нет навыка видеть в своих действиях прописанных инструкциями действий — и тогда быстро разрушается.
Другая история, начинаю расспрашивать машиниста про «наезд», делится случаем, когда «наезда» удалось избежать, а переживания остаются. И он прав, произошло событие или близко к нему придвинулось, мозг получает сигнал опасности, посылает сигнал в надпочечники и вбрасывает в кровь гормон адреналин. Учащается сердцебиение и повышается давление. Через гипоталамус гипофиз высвобождает кортизол – который поддерживает высокий сахар в крови и высокое давление. А дальше все эти реакции останавливаются, так как события не произошло. И эти реакции повисают в незавершенных действиях.
Помню, как однажды чуть не сбила олененка на дороге. Несколько секунд в моей памяти длятся вечность: скользкая после дождя дорога, скользящий перед машиной олень, машина, которая так же скользит на тормозах и все-таки олень отпрыгивает вбок, я останавливаюсь и выскакиваю из машины, с такой яростью к этому оленю, что готова его пристукнуть, если б догнала! Очень много эмоций к неслучившемуся событию. И только много позже переживаю радость и облегчение, что все завершилось благополучно.
Отношение к агрессии в гештальт терапии
Агрессия – это поведение, воздействие на среду с целью изменить ситуацию для себя, и это обозначается как аллопластический способ; в то время, когда организм приспосабливается под среду — это аутопластический способ.
В гештальт-подходе, следом за Ф. Перлзом, агрессия рассматривается в двух вариантах конструктивном – как движущая сила, направляющая организм к контакту (импульс изнутри наружу к среде для удовлетворения потребностей) — активность клиента по отношению к миру, и агрессию деструктивного вида – аннилигационную, которая ведет к тотальному разрушению отношений со средой.
Компоненты агрессии есть в любом травматическом опыте, но в этой статье я хочу рассмотреть, как агрессивный акт человека может стать причиной возникновения травмы.
Что такое травма агрессора?
Представьте себе девочку 5-6 лет, которая гуляет с отцом в парке. Она не очень уверенно катается по песчаным дорожкам на двухколесном велосипеде. Отец бегает за дочкой и поддерживает ее, если это необходимо. И, конечно, девочка радуется, когда удается самой подолгу удерживать равновесие. Отец подбадривает и поощряет самостоятельность дочки. Но вдруг, не справившись с управлением, ребенок сталкивается с идущей рядом женщиной. Она вскрикивает от неожиданности и боли, а затем принимается крайне жестко и агрессивно отчитывать отца за поведение дочери.
Много лет спустя та самая девочка, сама уже ставшая взрослой женщиной, будет рассказывать эту историю на терапевтической сессии – с вновь ожившим ощущением шока, одиночества и отчаяния.
Именно с этой истории я обычно начинаю разговор на семинарах, посвященных травме агрессора.
Не каждый агрессор переживает свой опыт, как травматический. Точно так же, не каждый стресс превращается в дистресс и психологическую травму. Чтобы это произошло, должны сложиться в единую «композицию» несколько общих и индивидуальных факторов, главные из которых:
внезапность стрессового воздействия;
недостаток внутренних ресурсов, необходимых для переработки и преодоления стресса;
отсутствие или недостаточность поддержки извне.
Итак, травмой агрессора мы будем считать отсроченную реакцию – в виде дискомфорта, переживания беспомощности, страха, тревоги, навязчивых воспоминаний, мыслей о произошедшем, вегетативных реакций – на стрессовую ситуацию, которую человек (вольно или невольно) спровоцировал сам.
Два ключевых слова в этом определении – «спровоцировал» и «отсроченная». То есть человек сам стал инициатором и виновником стрессовой ситуации, причем, травматический опыт не был переработан сразу же, и в результате, оказался заблокирован и отщеплен.
Приведу несколько примеров из практики:
— ребенок, затеявший драку, в результате которой был нанесен ущерб здоровью другого ребенка;
— взрослый, проявивший агрессию (вербальную и/или невербальную) в отношении другого взрослого или ребенка;
— человек, в состоянии аффекта причинивший кому-то боль;
— человек, причинивший кому-то вред в ситуации самообороны;
— профессионал, вследствие действий (бездействия) которого был нанесен ущерб здоровью и имуществу людей (к этой категории относятся военные, врачи, спасатели, железнодорожники и т.д.);
— виновник ДТП;
— человек, ушедший из семьи и переживающей это событие, как нанесение травмы близким;
и т.п.
Еще раз оговорюсь, далеко не каждый агрессор будет переживать свой опыт как травматический. Речь о тех, для кого травматическая ситуация (само событие и его обработка) привела к формированию психологической травмы, то есть определенного паттерна, способа восприятия и переработки последующих событий жизни.
У таких людей соответствующие признаки травмированности будут проявляться на четырех уровнях:
физический уровень: трудности с засыпанием; плохой сон; потеря аппетита; склонность к заболеваниям психосоматического свойства;
психологический уровень: трудности с сосредоточением внимания; повышенная тревожность; самобичевание; стыд; повышенная возбудимость или, наоборот, десенсибилизация и эмоциональная ригидность; депрессия;
личностный уровень: рассеянность; подозрительность; пугливость; неуверенность; ранимость; чувство отсутствия перспективы и беспомощности; утрата веры в себя и собственные силы;
социальный уровень: самоизоляция; нежелание принимать поддержку от других; агрессия по отношению к тем, кто «не способен понять», и др.
При травматическом событии внезапно обрушается фон, на который опирается человек. Внезапность ситуации не дает осознать скоротечные изменения, так же принять и признать новую идентичность (personality). Многие чувства, такие как растерянность, испуг, злость замирают и замораживаются.
В большей степени мы рассмотрим ситуации, когда травма произошла от ненамеренного действия клиента.
Травма агрессора и позиция терапевта
Вернемся к сюжету о девочке на велосипеде. Какие чувства обычно испытывает травмированный агрессор? Первое, о чем чаще всего говорит клиент, и что лучше всего им осознается – это вина. Она гложет и «высасывает душу». Это невротическая вина, от которой невозможно избавиться. Мысли клиента словно бы бегут по кругу: «я виновата», «я не предусмотрела», «я не справилась», «я виновата»…
В гештальт подходе мы используем прием присваивания проекции в работе с виной: терапевт может спросить – кто тебя обвиняет, кому принадлежат слова, что ты виновата, ты не справилась и дальше выстраивается диалог с этой фигурой.
Когда мы начинаем работать с виной – проявляется страх. Страх самого себя, причинившего вред. Страх наказания. Страх изменений (картина мира поменялась и у агрессора, и у пострадавшего). Страх самого себя порождает стыд: «я такой недостоин жить дальше». И, как следствие, – одиночество и безысходность.
И все-таки человек приходит к терапевту, а значит, несмотря на тяжесть переживаний, у него еще сохраняются желание и надежда на изменения.
Каким же быть терапевту, чтобы поддержать это желание и надежду клиента?
Вот основные параметры терапевтической позиции:
безусловное принятие;
открытость;
безоценочность;
компетентность;
приверженность;
целостность.
Безусловное принятие дает возможность клиенту делать ошибки и переживать этот опыт. Открытость позволяет клиенту – через терапевта – встретиться с собственными неосознаваемыми чувствами. Безоценочность терапевта предлагает клиенту посмотреть на ситуацию шире рамок «плохо-хорошо». Компетентность дает возможность сориентироваться в информации. Целостность – увидеть ситуацию в разных контекстах и целиком.
Отдельно – несколько слов о приверженности клиенту. Как и у каждого человека, у терапевта есть свои ограничения. В том числе, связанные с переживанием травматического опыта (включая опыт агрессора, жертвы, наблюдателя, человека, сочувствующего жертве или агрессору и т.п.). Поэтому при работе с клиентом очень важно с самого начала осознать меру своей собственной способности быть приверженным. Иначе говоря, терапевт обязан ответить себя на вопрос: с какими агрессорами он может работать, а каким – корректно и уважительно – откажет.
В разговоре с коллегами возникло еще одно понятие: мужество. Мужество быть рядом со страхом и отчаянием клиента и не быть ими поглощенными.
Триангуляционная позиция терапевта, в которой терапевт является третьим (в системе, где есть агрессор и жертва), который способен выдерживать сильные переживания и при котором клиент может говорить о событии.
В работе с сильными событиями немалую роль будет играть опыт терапевта и его личное отношение к произошедшему. Насколько он сможет быть принимающим и нейтральным к данному обстоятельству.
Терапия травмы агрессора
Снова вернемся к примеру с девочкой. Какого рода поддержку способен оказать терапевт такому клиенту? На что он должен обратить внимание при выстраивании терапевтической работы?
Для меня тут особенно важны пять составляющих терапевтического процесса:
настроить взаимодействия с клиентом; организация доверительного контакта, создание безопасного пространства;
поддержать клиента в осознавании эмоций, чувств, внешних и внутренних изменений; насыщение фона, собирание целостности ситуации (предшествующие события, дизайн и участники травматической ситуации); восстановление свободы активности;
Поддержка темы ответственности и исправления;
Поддержка клиента в творческом приспособлении к новым условиям, социализации и освоении будущих перспектив; построения новой картины мира;
Уважение и вера в то, что клиенту по силам справиться с событием.
Прежде всего необходимо дать клиенту выговориться, признавая непростоту его ситуации и переживаний. Важно, чтобы клиент осознал, как динамически менялась ситуация в ее восприятии: от счастья и ликования, вызванных возможностью самостоятельного управления велосипедом, до шока в момент столкновения с женщиной и растерянности сразу после события.
Каждый клиент, который обращается с подобной травмой, неустойчив и уязвим. И вторым шагом в настройке взаимодействия важно поддержать клиента в том, что он пришел. В том, что он хочет справиться с этой ситуацией. Обращение клиента в этом случае является свидетельством его желания и активной позиции (даже если его привели родственники или друзья). Это важно уважительно признать.
Также важно обеспечить безопасную ситуацию, в которой будет возможно разместиться клиенту с его переживаниями, осознавать через проговаривание.
Необходимой составляющей будет вера терапевта, что какая бы сложная ситуация не произошла с клиентом, в совместной работе клиент справится.
Следующим важным шагом в терапии травмы будет обратиться к намерению клиента, предшествовавшему событию («что ты хотел?, «какие у тебя были намерения?»). Это поможет восстановить самоуважение и активную позицию клиента. Важно опереться на позитивную интенцию предшествующего намерения.
Возвращаясь к нашему эпизоду, у девочки определенно не было намерения причинить кому-то вред. Ее намерение — научиться самостоятельно ездить на велосипеде (подобная реконструкция намерения переживается клиентом, как восстановленное уважения). Осознанное намерение даст возможность добраться до остановленных чувств.
Если медленно и последовательно реконструировать переживания девочки, то после столкновения девочка переживает растерянность, беспомощность – нужду в поддержке и ориентации. Вместо этого ее стыдят, и она блокирует чувства, возникающие в ответ на ситуацию – замирает.
В этом месте в терапевтической работе необходимо восстановить активную позицию клиента, через работу с телом, через завершение незавершенных ситуаций, через осознавание эмоций — в данном случае я предлагаю обратиться к телу и заметить, какие чувства замерли в нем. Мы обнаруживаем с клиенткой стыд, за которым есть ощущение пустоты и одиночества, тоски по поддержке, и фраза, обращенная к отцу: папа, мне нужна твоя помощь!
Следующий этап работы, признание изменений, необходимо отгоревать потерю прежней картины мира – где все было радостно и ясно, где было представление у клиентки о себе, как о веселом ребенке, успешно справляющимся с освоением нового средства передвижения. И после столкновения: растерянность, отрицание, злость, печаль. Мы уже говорили о растерянности, но еще не упоминали отрицание, которое проносится мыслью: «этого не должно было случиться, все ведь было так хорошо (все было под контролем — в ситуации взрослого)». После переживания отрицания можно обнаружить возмущение: «зачем эта женщина вообще здесь оказалась?! Она все испортила своим появлением!» за этими переживаниями становится доступным следующее: печаль (признак того, что ситуация принята). Появляется больше свободы проявлений, ситуация все больше принимается и переживается, присваивается новый статус и опыт.
Еще один возможный аспект в работе, чаще всего со взрослым клиентом, когда возникает отрицание и сопротивление: «как это случилось со мной?». Это место для разворачивания внутренней агрессии от отчаяния и страха на участника ситуации: «почему перебегаешь дорогу в неположенном месте?!», или вопросы к значимым фигурам в случае работы с ребенком: «что же не доглядели?», чтобы дать необходимую и своевременную поддержку.
Всю работу с подобной травмой легкой не назовешь, много сложностей возникает с принятием нового опыта, новой идентичности – и здесь очень важно неспешно дождаться, когда клиент сам обозначит свой статус, кем он себя видит, переживает и как к этому относится. В случае с нашей клиенткой – она обозначает себя нарушителем, виновником дорожно-транспортного происшествия. Признание, как правило, бывает связано с переживаниями стыда и вины. Я работаю на этом этапе со стыдящей фигурой клиентки. Для этого можно использовать технику «горячего стула».
Социальная ответственность. Принятие своего вклада в событие, даже если намерения не было — необходимо признать свою роль в произошедшем событии. Ответственность здесь будет напрямую связано с принятием собственной роли в отношении произошедшего. То есть ребенок делит ответственность с родителем, профессионал делит ответственность со своей организацией, автолюбитель со страховой компанией. В тоже время важно обнаружить меру персональной ответственности. За что в этой ситуации клиент отвечает. В терапевтической работе важны темы объективной ответственности (как это можно оценить из объективной позиции) и субъективной оценки самого клиента, исходя из его личного опыта и окружения. Например, клиент взрослый мужчина, который в состояние аффекта орет на своего ребенка, имеет субъективное представление о том, что он таким своим действием делает несчастным своего ребенка от этого момента и на всю его жизнь. В таком случае, в работе терапевт создает условия для критического отношения к последствию проступка и работает с интроектами.
Дополню, что в случае, когда мы работаем с травмой агрессора у ребенка, мы обязательно обсуждаем тот момент, что ответственность за случившееся лежит не только на нем, но и на родителях (или окружающих взрослых).
Вспомним здоровое прохождение цикла какого-либо нарушения:
Событие (нарушение) – изменение ситуации – признание ситуации – активное сотрудничество — исправление– новое построение мира – социализация
На примере сказки про Гусей-лебедей мы можем проследить всю эту последовательность (как любой сказки).
В идеальной картинке, нечто подобное может происходить и в реальной жизни, где человек совершает необдуманный проступок, и дальше начинается его проживание ситуации, связанное с принятием последствий и ответственности. Без признания ответственности, оказывается совершенно невозможно раскаяние, исправление и наказание.
Здесь будет важно, как клиент оценивает событие, как относится к совершаемым ошибкам, есть ли у него какие-то установки на этот счет.
Слабое место, как мне кажется, в нашей культуре в том, что при воспитании детей мало уделяется внимания возможности исправления проступков – и совершения какой-то работы в этом направлении. Больше действий производится, чтобы застыдить ребенка или отругать его, отчитать. Предложить ребенку варианты исправления (поскольку сам он не умеет пока это делать) — важный стимул и пример для последующих действий. В случае взрослого клиента терапевт помогает в размышлении, что клиент может сделать, чтобы его приняли. Здесь клиент либо сам выбирает, что он сделает: извинится, как-то компенсирует; другой вариант, спрашивает у другого — как он может исправить ситуацию.
В завершение терапевтической работы следует отработать возвращение клиента в социум. Здесь пойдет работа с проекциями на окружение: «что эти люди про меня думают?», «как мне рассказать о случившемся?», «поймут ли они меня?». Терапевт поддерживает риск клиента встретиться с другими, несмотря на свои опасения. Возможно, это будет еще одно место, где клиент встретится со стыдом. И важным действием терапевта будет поддержать прохождение клиента через стыд.
На этом работу с травмой агрессора можно завершать, проверив идею, сможет ли клиент в будущем, например, сесть на велосипед, машину, или отправиться на свою работу или школу, быть со своей семьей, где он снова может столкнуться с неожиданными ситуациями. Достаточно ли клиенту теперь поддержки, внешней и внутренней, и как он теперь намерен справляться с изменчивостью и неустойчивостью мира.
А мне, как терапевту, проводить клиента с признанием и уважением к совместно пережитому опыту: быть устойчивым и умению опираться.